ИСТОРИЯ ОТЕЧЕСТВА В ТВОРЧЕСТВЕ А. С. ПУШКИНА
Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу…
А. С. Пушкин
Удивляет ли историческая тема в творчестве Пушкина? Нет, нисколько. Было бы удивительно, если бы ее не было. Родившийся в столице, пусть и экс-, учившийся в Царскосельском лицее — средоточии опыта умов, служив¬ший в Петербурге, путешествовавший по России, познававший ее действи¬тельность в ссылках, Пушкин накопил в себе завидные энциклопедические знания и большой запас собственных впечатлений. Могла ли при этом не ро¬диться в нем жажда сказать по поводу русской истории свое собственное слово? Воспитанный на «Истории государства Российского» Н. М. Карамзи¬на, Пушкин и сказал это свое слово, во многом превзошедшее карамзинское.
Что обращало взор поэта в прошлое? Что черпал поэт в истории? Герои¬ку, силу положительного .примера, стремление осознать себя, свое назна¬чение, свое место в исторической череде поколений. Да, все это его инте¬ресовало с малых лет. Идет экзамен, и юный Пушкин поражает собрав¬шихся своими «Воспоминаниями». Он не просто дает блестящую поэти¬ческую картину прошлого, славного прошлого русской нации, русского оружия, но и проницательно замечает одно из прекраснейших качеств нации: она несет «благотворный мир земле». Народ возвращает земле мир. Тогда почему же на ней никогда нет мира? Кто виноват? И юноша поэт утверждает: рабство! Рабство перед наживой, властью, престолом, хозя¬ином. «Презренным» будет оно впоследствии у Лермонтова. Хорошо знал Пушкин мировую историю. Он был убежден, что «свободой Рим возрос, но рабством погублен». Потому его опыт освоения истории сопровождал-ся раздумьями о рабстве, о крепостничестве. Разве
не об том думается, когда читаешь «Капитанскую дочку» или «Историю пугачевского бунта» ?1 И все-таки был, на мой взгляд, еще один очень важный фактор увлеченности Пушкина историей: ему многое очень хотелось знать. Его интересовала и собственная родословная, и волхвы, которые «не боятся могучих владык», и победы русского воинства. В одном из последних своих стихотворений, посвященных традиционной «Лицейской годовщи¬не» (1836 г.), поэт так передал истоки своего патриотизма:
Вы помните: когда текла за ратью рать, Со старшими мы братьями прощались И в сень наук с досадой возвращались, Завидуя тому, кто умирать Шел мимо нас…
Отечество. Что это такое? Границы? Просторы? Природа? Земля? Че¬ловек? Да. Все это Отечество. Оно должно защитить человека, помочь ему. Но и человек обязан делать многое для своего Отечества. Иначе нельзя. И я думаю, Пушкин не знал человека более достойного, чем Петр Первый. И не только потому, что был связан с ним родословной. Нет. Петр был близок Пушкину своим оптимизмом, разносторонней образованностью, направленной на процветание государства: «на троне вечный был работ¬ник». Приблизительно за три недели осенью 1828 года написал поэт свою «Полтаву». В ней два основных героя: Мазепа и Петр Великий. Один — представитель себялюбивого личного начала, другой — носитель государ¬ственной идеи. Последняя и побеждает.
Прошло сто лет, и что ж осталось От сильных гордых сих мужей? —
спрашивает Пушкин в эпилоге поэмы и разрешает вопрос так:
Лишь ты воздвиг, герой Полтавы, Огромный памятник себе.
Мазепа хочет отомстить Петру за личную обиду, полученную от него во время пира, но глубокий эгоизм, алчность, вероломство делают
его со¬вершенно не чувствительным к тем роковым последствиям, какие выбран¬ный им способ мести может иметь для отчизны. «Нет отчизны для него». Петр же, наоборот, воодушевлен любовью к Родине и общему делу, и умеет воодушевить всех окружающих, внушить энтузиазм войскам. Ведь это их голоса прорываются к нам:
Ура! Мы ломим; гнутся шведы. О славный час1 О славный вид! Еще напор — и враг бежит.
Но Пушкин не был бы Пушкиным, если бы впереди этих строк не по¬местил другие:
Гром пушек, топот, ржанье, стон, И смерть и ад со всех сторон.
Уроки истории, особенно военной истории — это всегда очень горькие уроки, потому что за ними — смерть. И тем не менее Полтавская битва в изображении Пушкина — дань величайшего торжества Петра и той молодой России, которая «в бореньях силы напрягая, мужала с гением Петра». Пол¬тавский бой подтвердил правильность реформаторской деятельности царя. Пушкин подчеркивает это и в частностях, например в отношении Петра к пленным, к тем, кого считал своими учителями.
Своими историческими творениями поэт будит мысль. Так, при чтении поэмы «Медный всадник» одни читатели утверждают, что в ней осужда¬ется жестокая политика царя, другие — что великому преобразователю России нельзя вменить в вину те личные и частные жертвы, которые тре¬бовались благом всего государства и естественно вытекали из деятельности реформатора. Нет сомнений, Пушкину жаль бедного Евгения, но он все¬цело принимает сторону Петра: новая столица — окно в Европу — дорога в будущую цивилизацию.
О, мощный властелин судьбы! Не так ли ты над самой бездной, На высоте уздой железной Россию вздернул на дыбы?
По замечанию И. С. Аксакова, в Пушкине «чрезвычайно живо было историческое чувство, чувство своей кровной связи с прошедшим».
Поэ¬тому он и разошелся с Чаадаевым, который в своих «философских пись¬мах» отринул всю русскую историю.
Полтавская Виктория, взятие Белогорской крепости, предательство Мазепы, бегство Гришки Отрепьева, «деяния» Шуйского, метания Году-нова, противоречивость Пугачева — все это лишь песчинки в истории Оте¬чества Российского. Но если это так, то почему мы о них знаем? Почему помним? Ведь канули же в забвение многие события, факты, люди? Думаю, что не последнюю роль в этой памяти сыграло перо Пушкина. Не только «прелестью стиха», но и своим жгучим стремлением быть любез¬ным народу за пробуждение добрых чувств поэт обессмертил время. И свое, и то, что могло ускользнуть. Полагаю, ему очень хотелось, чтобы мы ощущали ту же духовную жажду, что и он сам, чтобы мы оценили ее как самое дорогое, чем может быть славен человек.
Не пропадет ваш скорбный труд И дум высокое стремленье.
Это «высокое стремленье» может проявляться по-разному. «Не казнь страшна: пращур мой умер на лобном месте, отстаивая то, что почитал святынею своей совести…» — вот она «времен связующая нить»! Разве не так, как Гринев, думает человек в лучшую в своей жизни минуту? Исто-рическое произведение у Пушкина осознаешь сразу. В нем есть все, что для такового характерно, исторические имена, подлинные населенные пункты и события: «Вскоре князь Голицын, под крепостью Татищевой, разбил Пугачева, рассеял его толпы, освободил Оренбург, и, казалось, нанес бунту последний и решительный удар». Вместе с тем Пушкин прямо или косвенно всегда высказывает свое отношение к происходящему. Нет сомнений, что слова: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмыслен¬ный и беспощадный!» — произносимые в повести Гриневым, автор разде¬ляет, хотя в его Пугачеве многое симпатично читателю.
Многие из прозаических произведений Пушкина носят исторический характер. Но более всего влекла его к себе русская старина. Первую по¬пытку в этом направлении он сделал в 1827 году в своей неоконченной повести «Арап Петра Великого», герой которой — Абрам Ганнибал — яв¬ляется одним из предков Пушкина. Тут рисуется общая картина тогдаш¬ней русской жизни и выводятся типы сторонников старины и новизны. Но вершиной исторической темы у поэта становится драма «Борис Годунов». Вот как сам Пушкин высказывался об условиях ее создания: «Изучение Шекс¬пира, Карамзина и старых наших летописей дало мне мысль облечь в формы драматические одну из самых драматических эпох новейшей истории. Шекс¬пиру подражал я в его вольном и широком изображении характеров, в не¬обыкновенном составлении типов и простоте; Карамзину следовал в светлом развитии происшествий; в летописях старался угадать образ мыслей и язык тогдашнего времени».
Еще одно, последнее сказанье… О чем в нем? «Война и мир, управа госу¬дарей, угодников святые чудеса, пророчества и знаменья небесны» — «земли родной минувшая судьба». Драма Пушкина далеко шагнула от традицион¬ных пьес классицизма. Действие растянуто на семь лет, место действия по¬стоянно меняется, 26 отдельных сцен. Вместо традиционных наперсников — народ. И страшнее всего, когда он безмолвствует. Именно так заканчивает Пушкин, но от этих слов становится не по себе. Хотя народ и играет в траге¬дии, на первый взгляд, пассивную роль, тем не менее его настроение состав¬ляет ту атмосферу, которая обеспечивает успех одним и вызывает неудачу других. Здесь же и главная сила самозванца. Склоняя Басманова к измене Борису, боярин Пушкин говорит ему:
Но знаешь ли, чем мы сильны, Басманов? Не войском, нет, не польскою подмогой, А мнением, да, мнением народным.
Главное лицо в трагедии — царь Борис Годунов. Подобно Карамзину смотрит Пушкин на Бориса, как на преступника, терзаемого угрызениями совести. От Карамзина заимствовал он идею, что подобное преступление не могло остаться безнаказанным, не могло не повлечь за собой тяжких бедствий для всего государства и, конечно, гибели самого преступника. Но у Пушкина Годунов освещен всесторонне. «Тяжела» шапка Мономаха. Особенно, если она не на Мономахе, человеке деятельном, справедливом и добросовестном. В драме Пушкина эта шапка на человеке, у которого «мальчики кровавые в глазах». А разве возможна справедливость там, где кровь? Разве есть такие благие цели, которые оправдывают преступление? Их нет и быть не может. Именно в этой драме ощущаешь, как меняется пушкинский подход к исторической теме: от беспристрастного карамзинско-го к разд умному, болезненному, беспокойному внутреннему «я» Достоевско¬го. Да, Борис обладал качествами государственного человека (ум, широта взглядов, образованность), это сочетается в нем с энергией и сильной волей. «Не род, а ум поставлю в воеводы», — это и другие благие начинания царя терпят крах. Он лишен доверия народа. Он обречен: быть царем благим и праведным, каким он обещал быть при коронации, ему не удается:
…Я думал свой народ В довольствии, во славе успокоить, Щедротами любовь его снискать.
Живым воплощением народной совести является Пимен. В этом смыс¬ле вся сцена в Чудовом монастыре имеет глубокое символическое значе- 1 ние. Пимен, носитель нравственного сознания, законы которого наруше¬ны Борисом, первый, неведомо для самого себя, дает толчок к пагубной смуте, зароняя мысль о самозванстве в душу своего послушника: из кельи Пимена выходит самозвайец, который должен явиться орудием наказания за попранный закон.
Пушкин — часть истории России, может быть, ее сердце. Только мы этого еще не осознали. Я пишу это сочинение 1 июня 1994 года. Через пять дней — 6 июня — ему 195 лет. Сколько же это в масштабах истории? Много? Мало? Применительно к поэту — мало, ибо он наш современник. И, как и многим в нашей современности, ему сегодня очень трудно. Мы задыхаемся от бездуховности. Берут верх скупые рыцари, швабрины, самозванцы всех мастей. Они умеют из всего извлечь свою выгоду. Поря-дочным людям трудно, как и во времена поэта. И тем не менее… Для новых и новых поколений русских людей открывается заветная страница и голос поэта произносит: «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно».
Join Us On Telegram @rubyskynews
Apply any time of year for Internships/ Scholarships
